Неточные совпадения
Редакция помещалась на углу тихой Дворянской улицы и пустынного переулка, который, изгибаясь, упирался
в железные ворота богадельни. Двухэтажный дом был переломлен: одна часть его осталась на улице, другая, длиннее на два окна, пряталась
в переулок. Дом был старый, казарменного вида, без украшений по фасаду, желтая окраска его
стен пропылилась, приобрела цвет недубленой кожи, солнце раскрасило стекла окон
в фиолетовые
тона, и над полуслепыми окнами этого дома неприятно было видеть золотые слова: «Наш край».
Покручивая бородку, он осматривал
стены комнаты, выкрашенные
в неопределенный, тусклый
тон; против него на
стене висел этюд маслом, написанный резко, сильными мазками: сочно синее небо и зеленоватая волна, пенясь, опрокидывается на оранжевый песок.
Дунаева прижали к
стене двое незнакомых Климу молодых людей, один —
в поддевке; они наперебой говорили ему что-то, а он смеялся, протяжно, поддразнивающим
тоном тянул...
Не заметил он, как чрез Никольские ворота вступили они
в Кремль, обошли Ивана Великого и остановились над кремлевским рвом, где
тонула в тени маленькая церковь, а вокруг извивалась зубчатая
стена с оригинальными азиатскими башнями, а там тихая Москва-река с перекинутым через нее Москворецким мостом, а еще дальше облитое лунным светом Замоскворечье и сияющий купол Симонова монастыря.
В комнате непрерывно звучали два голоса, обнимаясь и борясь друг с другом
в возбужденной игре. Шагал Павел, скрипел пол под его ногами. Когда он говорил, все звуки
тонули в его речи, а когда спокойно и медленно лился тяжелый голос Рыбина, — был слышен стук маятника и тихий треск мороза, щупавшего
стены дома острыми когтями.
Когда там, вверху, над землей, пробегали облака, затеняя солнечный свет,
стены подземелья
тонули совсем
в темноте, как будто раздвигались, уходили куда-то, а потом опять выступали жесткими, холодными камнями, смыкаясь крепкими объятиями над крохотною фигуркой девочки.
У него глаза потухли, и
в них не сверкали отблески вечернего солнца; у нее кое-где провалилась крыша,
стены осыпались, и, вместо гулкого, с высоким
тоном, медного колокола, совы заводили
в ней по ночам свои зловещие песни.
В комнате было темно и сумрачно. Тесно набитые книгами полки, увеличивая толщину
стен, должно быть, не пропускали
в эту маленькую комнату звуков с улицы. Между полками матово блестели стёкла окон, заклеенные холодною тьмою ночи, выступало белое узкое пятно двери. Стол, покрытый серым сукном, стоял среди комнаты, и от него всё вокруг казалось окрашенным
в тёмно-серый
тон.
Сколько прелестей было измято его могильными руками! сколько ненависти родилось от его поцелуев!.. встал месяц; скользя вдоль
стены, его луч пробрался
в тесную комнату, и крестообразные рамы окна отделились на бледном полу… и этот луч упал на лицо Ольги — но ничего не прибавил к ее бледности, и красное пятно не могло
утонуть в его сияньи…
в это время на стенных часах
в приемной пробило одиннадцать.
— Я торгую только
стеной и крышей, за что сам плачу мошеннику — хозяину этой дыры, купцу 2-й гильдии Иуде Петунникову, пять целковых
в месяц, — объяснял Кувалда деловым
тоном, — ко мне идет народ, к роскоши непривычный… а если ты привык каждый день жрать — вон напротив харчевня. Но лучше, если ты, обломок, отучишься от этой дурной привычки. Ведь ты не барин — значит, что ты ешь? Сам себя ешь!
Колесница
в половине первого продвигалась мимо перекрестка, рассыпая по пустырям дробные звуки бубенцов, и затем
утопала в перспективе длинного шоссе меж двумя
стенами сосновой рощи.
В роскошной лени
утопал.
Еще поныне дышит нега
В пустых покоях и садах;
Играют воды, рдеют розы,
И вьются виноградны лозы,
И злато блещет на
стенах.
Григорий, прислонясь к
стене у двери, точно сквозь сон слушал, как больной громко втягивал
в себя воду; потом услыхал предложение Чижика раздеть Кислякова и уложить его
в постель, потом раздался голос стряпки маляров. Её широкое лицо, с выражением страха и соболезнования, смотрело со двора
в окно, и она говорила плаксивым
тоном...
Но верующие шли молча. Одни притворно улыбались, делая вид, что все это не касается их, другие что-то сдержанно говорили, но
в гуле движения,
в громких и исступленных криках врагов Иисуса бесследно
тонули их тихие голоса. И опять стало легко. Вдруг Иуда заметил невдалеке осторожно пробиравшегося Фому и, что-то быстро придумав, хотел к нему подойти. При виде предателя Фома испугался и хотел скрыться, но
в узенькой, грязной уличке, между двух
стен, Иуда нагнал его.
Из белой залы прошли
в гостиную… Ноги девочек теперь
утонули в пушистых коврах… Всюду встречались им на пути уютные уголки из мягкой мебели с крошечными столиками с инкрустациями… Всюду бра, тумбочки с лампами, фигурами из массивной бронзы, всюду ширмочки, безделушки, пуфы, всевозможные драгоценные ненужности и бесчисленные картины
в дорогих рамах на
стенах…
Гостиная статского советника Шарамыкина окутана приятным полумраком. Большая бронзовая лампа с зеленым абажуром красит
в зелень à la «украинская ночь»
стены, мебель, лица… Изредка
в потухающем камине вспыхивает тлеющее полено и на мгновение заливает лица цветом пожарного зарева; но это не портит общей световой гармонии. Общий
тон, как говорят художники, выдержан.
— Король! — произнес он мрачно. — За
стенами дворца осталось много несчастных сирот, детей тех, которые
утонули в реке. Не хочешь ли помочь им? Вели раздать золото беднякам, и народ будет прославлять тебя за твою доброту.
За чащей сразу очутились они на берегу лесного озерка, шедшего узковатым овалом. Правый
затон затянула водяная поросль. Вдоль дальнего берега шли кусты тростника, и желтые лилиевидные цветы качались на широких гладких листьях. По воде, больше к средине, плавали белые кувшинки. И на фоне
стены из елей, одна от другой
в двух саженях, стройно протянулись вверх две еще молодые сосны, отражая полоску света своими шоколадно-розовыми стволами.
Крепостным правом они особенно не возмущались, но и не выходили крепостницами и
в обращении с прислугой привозили с собой очень гуманный и порядочный
тон. Этого, конечно, не было бы, если б там,
в стенах казенного заведения, поощрялись разные «вотчинные» замашки. Они не стремились к тому, что и тогда уже называлось «эмансипацией», и, читая романы Жорж Занд, не надевали на себя никаких заграничных личин во вкусе той или другой героини.
Все это
тонуло в темноте
стены, прорезанной полукруглыми окнами.
После того, как он побывал
в восьми домах, его уж не удивляли ни цвета платьев, ни длинные шлейфы, ни яркие банты, ни матросские костюмы, ни густая фиолетовая окраска щек; он понимал, что всё это здесь так и нужно, что если бы хоть одна из женщин оделась по-человечески или если бы на
стене повесили порядочную гравюру, то от этого пострадал бы общий
тон всего переулка.
По приезде
в город, Лиза на этот раз заехала к Евгении Сергеевне, передала ей роковой пароль, завернула к
Тони, расцеловала ее и поспешила к себе,
в дом Яскулки, чтобы заключить себя
в четырех
стенах и там только думать и молиться о дорогом для нее существе.
От всех этих восточных материй, от всех этих низких и мягких диванов с массою прелестных подушек, от всех подставок из черного дерева с инкрустацией из перламутра и слоновой кости и бронзы, от этих пушистых ковров,
в которых
тонула нога, от всех
стен, задрапированных бархатистой шерстяной материей, от всего, казалось, распространялся тонкий аромат, который проникал во все существо человека и производил род опьянения: сладострастная дрожь охватывала тело, кровь горела огнем, ум мутился, всецело побежденный желаниями тела.